Общеизвестно, что пру́ссы — группа племён, населявшая в IX/X—XVIII веках южное побережье Балтийского моря между нижним течением рек Висла и Неман (теперешние территории Калининградской области России, южной части Клайпедского уезда Литвы, а также Варминско-Мазурского воеводства Польши).

Пруссов относят к балтийским народам. «Пруссы» — не самоназвание. Так никогда сами себя не называли ни эти этносы в целом, ни одно из племён прусского союза. У самих пруссов у каждого племени было собственное именование, с идентификацией по территориям: сембы из Самбии (что значит просто: «земля»), натанги из Натангии, помезане из Помезании, погезане из Погезании, вармийцы из Вармии, скальвы из Скаловии (скальвы, так же как и жившие в Пруссии галинды и ятвяги, рассматриваются и как отдельный от пруссов народ) и пр.

Итак, пруссы были только союзом балтских племён, связанных с другими балтскими племенами общей религией. Их главные жрецы носили титул криве/кривейто/криве/кривайтис.

О данных племенах, их культуре и вере известно, как водится, крайне мало, несмотря на то, что первое свидетельство о них зафиксировано в тацитовой "Германии" (I в. н.э.). Конечно, вплоть до немецкой колонизации пруссы верили только в своих богов, средь главных из которых был «бог молнии и дождя» Perkūns (Перкунс, Перкун). О нём, в числе прочего, писал в своей «Прусской хроники» Симон Грюнау (Simon Grunau — около 1470 — 1530 или 1537) — прусский хронист, монах-доминиканец. Будучи одним из наиболее критичных представителей тевтонского рыцарства, он выступал в защиту местного прусского населения, сознательно противопоставляя его немецкой культуре. В своей летописи он пишет о древностях пруссов, в частности, обычаях и религиозных обрядах, пытаясь убедить читателя, что пруссы по природе своей отличны (слава Богу!) от немцев.

Что касается означенной заголовком статьи тематики, в «Прусской хронике» описано прусское знамя с изображением Перкунса. Бог представлен как "увенчанный языками пламени сердитый мужчина средних лет с тёмной бородой; стоит между молодым Patrimpas и старым Patulas". Также Перкунс — в тех же атрибуции и окружении — в описании изображения на священном дубе в святилище Ромове. В святилище наличествуют "вечный" огонь (символ Перкунса), его служители и молящиеся. Упомянута мать Перкунса — Perkunatete (хотя, как читается, больше "тётка")...

Нас, как книжников, в первую очередь интересует, что можно почитать по данному предмету на русском. В 2016 году вышла замечательная книга Вадима Храппа "Страна аистов" (М.: Энас-книга, 224 с.), которую я, к сожалению, не имею, и не читал.

Почему я уверен в её "замечательности"? Да потому что из 58 представленных в данном сборнике хроник я имею равно половину в первоначальных региональных изданиях 1996-1997 гг. цикла "Саги Восточной Пруссии": "Сказки и саги Висланда" и "Предания Кёнигсберга"(Калининград: "Янтарный Сказ" — большой формат, по 64 с.: ил.) Кстати, сразу скажу по поводу иллюстраций. Богато оформивший книги Игорь Пащенко органично включил в иллюстрации фрагменты старинных гравюр:

Что в упомянутых книгах имеется по исследуемому вопросу? Самое начало "Преданий Кёнигсберга" радует нас пересказом известной по "Хронике..." истории: "...И стал Литво — старший сын Видевута (великого короля из легенд пруссов, правившего вместе со своим братом Брутеном (возможно, близнецом) в VI веке) — господином в земле у текучих вод Бойко и Немена (Буга и Немана). Построил себе большую крепость и назвал её Гарто (ныне — г.Гродно) в честь первенца. И много было у Литво детей, и завоевали они со временем многие земли, и получили те земли имя "Литва". Затем призвал Видевут своего второго сына — доблестного Замо. И положил ему руку на голову, окроплённую кровью жертвенного козла, и спросил: "Клянёшься ли ты благоговеть перед нашими богами, быть верным нашим заповедям и воле Кривы Кривайто (культовое имя верховного жреца)? Отдашь ли ты жизнь свою и всё добро своё, и детей своих в жертву, если то потребуется?" И сказал славный Замо: "Клянусь! Перед Перкуном, Патримпо и Пиколло, я обещаю со всей ревностию хранить покорность своим богам и их заповедям. И пусть Перкун поразит громом весь мой род, если хоть один из потомков когда-нибудь нарушит эту клятву!" Тогда промолвил Крива Кривайто: "Положи ладонь твою на голову отца твоего, а затем дотронься до священного дуба". Сделал Замо так, как велел верховный жрец, и сверкнула молния, и ударил гром — сам Перкун закрепил клятву славного воина. И послышался голос с небес: "Ты — Замо, — великий Воин, и ты должен стать господином в священной земле у Хроно и Халибо (м.Балтийское и Калининградский залив)!" Построил Замо крепости Шоневик (ныне — г.Приморск), Гирмову (с.Русское), Гальдагору (с.Маршальское), Рудаву (с.Мельниково), и многие другие, и стала та земля зваться Самбия..."

Более в имеющимся двухтомнике Перкун-Перкунс, к сожалению, не упоминается, разве что обезличенно: "Боги пруссов были кровожадны" ("Трампель и пастор Тюфяк" в "Висланде..."), хотя в той же книге есть специальная главка про бога Лиго ("Святилище на Хаузене")...

Итак, можно сказать: сохранившиеся описания действий и атрибутики прусского бога грома — вполне общебалтийские, намеченная тройственность богов — балто-славянская.

P.S. У В.В.Иванова и В.Н. Топорова (Мифологический словарь/Гл.ред. Е.М. Мелетинский — М.: "Советская энциклопедия", 1990 г.- 672 с.) дополнительно читаем: "В балтийской традиции описания П. как злого духа, демона, идола встречаются в христианских сочинениях: в «Хронике» Малалы, хронике Я. Длугоша (15 в.), где П. отождествляется с Юпитером, почитаемым в виде молнии, и др. Главный источник реконструкции образа П. и связанных с ним мифологических сюжетов — народные песни. По песням о «небесной свадьбе» реконструируется вариант мифа, где солнце Сауле изменяет П. с месяцем, за что П. разрубает месяц мечом. Согласно другим вариантам, месяц покидает солнце после свадьбы, и П. наказывает его; П. (или сын бога Dievins) присутствует на свадьбе зари Аушры или дочери солнца; раздражённый П. по дороге на свадьбу разбивает дуб солнца; в поездке на свадьбу его сопровождает солнце с приданым; П. подносит дубу золотой пояс и т. п. Иногда в этих сюжетах П. заменяет бог Диевас или упоминается вместе с громовником пляшущим (на свадьбе?), а также фигурируют сыновья Диеваса — мотив, параллельный мифам о детях или сыновьях П. (ср. также Перкуна тете — Perkuna tete у Ласицкого — «тётка П.», мать грома и молнии, омывающая запылённое солнце, прежде чем выпустить его в небо на следующий день). Упоминается четверо сыновей П., что, по-видимому, связано с его сезонными ипостасями (ср. литовскую формулу: «Перкунасов четверо: восточный, западный, южный и северный», причём нередко эти П. называются братьями), или семеро (могут соотноситься с днями недели), девять и просто много (ср. литов. Perkunu yra daug, что точно соответствует др.-рус. «Перунъ есть многъ»). Помимо соотнесённости с четырьмя сторонами света и временами года П. связан с четвергом, днём П. (день громовержца во многих традициях: ср. полабск. Peraune-dan, «день Перуна», литов. Perkuno diena, «день П.», соотнесение латыш, ceturdiena, «четверг», с днём грома, в старых источниках — с Юпитером), серединой недели, днём гроз и дождей, а также свадеб. Согласно данным фольклора, П. хотел жениться в четверг, но чёрт в этот день похитил его жену (Вайву, ср. литов. vaiva, «радуга», или, в реконструкции, Жемину, показательно, что некоторые женские занятия табуированы в четверг — с тем, чтобы избежать вмешательства чёрта). Чёрт (латыш, veins, литов. velnlas) в народных песнях — сниженный и христианизированный образ противника громовержца, бога преисподней и смерти Велся, Велняса. П. изгоняет за измену жену, а в некоторых вариантах и детей, сам остаётся на небе или, напротив, Диевас поднимает П. с земли на небо. На небе находятся камни П. — мотив, связанный с индоевропейской мифологемой каменного неба. Жилище П. на земле приурочивается к возвышенности, высокой или каменной горе: ср. литов. топонимы типа Perkunkalnis, «гора П.», или Griausmo kalnas, «гора грома». На горе иногда упоминается дуб П. (ср. этимологическую связь имени П. с горой и дубом, а также литов. Perkuno aiuolas, латыш. Perkona ozols, «дуб П.» в источнике 1-й половины 19 в.). В дубе прячется чёрт, а П. раскалывает его молнией; в заговорах под дубом помещается змеиное гнездо (змеи — ипостась противника П.). П. преследует громами своего противника — чёрта, в реконструкции — Велса, Велняса, похитителя плодородия и скота. Тот прячется в дереве, камне, превращается в различных хтонических или демонических животных — чёрную кошку, собаку, свинью, козла, в зооморфных представителей трёх стихий (воздуха, земли и воды) — голубя, ягнёнка и щуку, в корову (ср. латышские представления о чёрте с коровьими копытами) и человека. П. гонится за противником по небу (по каменным горам) на колеснице, каменной, огненной (литов. ugnies ratal), иногда железной, краевой, запряжённой парой (реже четвёркой, тройкой) коней (козлов) красной и белой (чёрной и белой) масти, в возке или в карете. (Ср. литовское божество коней и колесницы Ратайнича — у Ласицкого Ratainicza, от литов. ratal «колесница»; мифологизированный образ колесницы — Большая Медведица.)

Согласно жемайтским представлениям, П. может выступать и как всадник на огненном коне. На небесной колеснице П. предстаёт в облике седого старика с большой бородой (разных цветов, в том числе медного), в белых и чёрных одеждах, держащим козла на верёвке в одной руке и рог или топор — в другой. Оружие П. — топор или молот, камни, меч, бьющий молниями, лук и стрелы, пули, палица, розги (бичи, ср. название П. Dievo rykšte, «бич бога», Диверикъзъ русской летописи), нож; оно может быть каменным, железным, медным, огненным. Распря П. с противником может объясняться иногда и кражей у громовержца оружия, укрытием его под камнями. П. сам выступает как творец оружия (Akmenlais kalvis, «каменный кузнец») или ему помогает небесный кузнец Телявель. По некоторым представлениям, молнии испускаются небесными жерновами (ср. общий индоевропейский корень melt для балтийских слов со значением «молния», «молот», «молотьба»). Противник П. прячется в дупло дерева, камень (атрибуты П.); урочища и рельеф местности возникают во время преследования П. чёрта: ср. топонимы типа «река П.», «гора П.», «озеро П.» с одной стороны, и «болото чёрта», «камень чёрта», «озеро чёрта» — с другой. Кульминационный момент преследования громовержцем противника — гроза; она не только очищает землю от нечисти и возвращает украденный скот, оружие и т. п., но и означает возвращение на землю плодородия, возрастающего (а не утаённого) богатства. С запретами и предписаниями, регулирующими поведение во время грозы, связаны табуированные звукоподражательные имена П. — литов. Dundulis, Dundutis, Dudu senls. Tarskuiis, Tarskutis, Blizgulia и т. п. Судя по описаниям ритуалов в честь П., громовержец занимал первенствующее место среди балтийских божеств в сфере культа и наделялся универсальными функциями, прежде всего носителя плодородия. Ср., например, ритуал вызывания дождя в Латвии (латинский источник 1610), совершавшийся на холме в роще, с жертвоприношением животных чёрного цвета, трапезой, возлияниями, призыванием П., соотносимого с огнём, и близкие южнославянские (ср. Додола, Пеперуда) и другие индоевропейские параллели, свидетельствующие о наибольшем развитии индоевропейского культа и мифологии громовержца именно в балтийской традиции."

Бог грома Pērkons (Перконс, Перкон) представлялся скачущим на золотом коне (также: «с черной бородой, объятый пламенем, на огненном коне»). В руках у Перконса меч и золотой кнут. Латыши жертвовали ему черного теленка, козу и петуха во время засухи. Практиковались публичные чествования Перконса с возлиянием пива на землю или в огонь. Также громовнику жертвовалась перед едой часть приготовленной пищи для предотвращения грозы.

В латышском пантеоне были известны сыновья Перконса, которые символизировали различные компоненты грозы (собственно гром, молния…) и дочери, которые олицетворяли всякие виды дождя (вариант: пятеро сыновей и одна дочь).

Древние латыши носили маленькие топоры на одежде в его честь. Символом Перконса также являются «угунскрустс» — «огненный крест» или «грозовой (громовой) крест» и ромб с продолженными сторонами (т.н. «дубочек»).

Это распространенные справочные данные. Что можно почитать на русском про Перконса из непосредственно народных преданий? Традиционно, в доступности две книги с профильными текстами.

Первая – это «Латышские народные предания», 165 с.; 1962 г., полноформатные черно-белые иллюстрации на вклейках из мелованной бумаги, суперобложка.

Издательство: Рига: Академии наук Латвийской ССР — соответственно, содержит паспортные данные текстов. Предания, помещенные в сборнике, делятся на 5 тематических групп: 1) космические и метеорогические явления, 2) земля и ее поверхность, 3) живые существа, 4) великаны, богатыри и смельчаки, 5) исторические места, лица и события. Это всё очень хорошо, но есть, к сожалению, нюансы…

К паспортным данным нет никаких нареканий (они потом и помогли мне разобраться в ситуации), а вот комментарии ко ВСЕМУ корпусу текстов выглядят следующим образом:

Как видно, ни один бог мужского пола не прописан – это крайне настораживает!

В сей академической сборке в означенном данной темой контексте интересны главки первой тематической группы: «Гром и молния» и «Как гром поразил чёрта» (18-я-19-я страницы). В форме былички приводится предостережение о том, чтобы не грозить "старику Грому" топором, да ещё с такими словами: "не грохочи, не смей сено мочить!" За «кощунственные слова» селянина поразила молния (мне кажется, тут подразумевается: а вот если бы с подношением обратился, гроза б миновала!)

Второе предание – о преследовании чёрта Громом, подобное описанному у литовцев в предыдущей главе. «В старину посреди Даугавы лежал большой камень, на нем день и ночь сидел чёрт, причесываясь золотым гребешком. Сидя на камне, чёрт придумывал всякие проказы: лодка ли мимо плывет – он лодку в щепы, рыбак ли окажется поблизости – он ему вовсе голову задурит, а то и утопит. Гром решил проучить наглеца за такие безобразия, а подступиться никак не может: едва Гром в туче приблизится – чёрт шмыг под воду, только его и видели. Тогда Гром обернулся человеком, пришел к рыбаку и говорит: “Посади меня в свою лодку и греби к Чёртову камню. Да не пугайся, как начну греметь: я тебе зла не причиню, а вот чёрту не поздоровится”. Так и вышло: рыбак гребет помаленьку, к Чёртову камню подбирается. Чёрт как раз расчесывает волосы, золотой гребешок сияет-переливается. Вдруг чёрт заприметил лодку. Он тотчас положил гребешок на камень и злобно насторожился. В тот же миг Гром в лодке вскочил на ноги и поразил чёрта жгучим огнем. Чёрт пикнуть не успел, тут ему и крышка. А Гром исчез. Рыбак подгреб к камню, взял себе золотой гребешок и стал богатым человеком.»

Как мы видим, в данном предании агонистом обозначена персонификация с большой буквы – «Гром», то есть в исходном тексте (к сожалению, не приведённом) это при простом переводе восстанавливается как «Pērkons» — могли бы так и перевести!

Отбросив всякую надежду на так-то неотъемлемое поименование ведущего божества, ищем далее в том же собрании тексты с «громом». Находим сообщение «Арнев камень» (стр. 25): «чёрта гонял Гром, чёрту было некуда деваться, вот он и забрался в Арнев камень. Гром поразил чёрта и отбил при этом край камня».

Это (читая такой перевод) нам некуда деваться! Так и ожидаешь в продолжении, что Громом звали ещё одного прапрадеда старого Тука и что отбитый край камня угодил в кроличью нору…

Спасает ситуацию другое издание Академии наук Латвийской ССР – на этот раз совместное с Академией Наук СССР – «Лачплесис – Наука, 1975. – 350 с.»:

Как известно, в советское время часто издавали эпосы народов Советского Союза. Эталонная профильная серия выходила под названием «Эпос народов СССР», с которой, собственно, и начались академические издания с выработанными Институтом мировой литературы требованиями к наличию: билингвы, справки об истории народа, истории фиксации, публикации и изучения эпоса,… «Комментария», «Примечания» и «Словаря». В упомянутой серии издано почти три десятка томов (что доиздавали в постсоветское время, носило лейбл: «Эпос народов Евразии»). Интересно, что только два эпоса были изданы не на двух языках в одной и той же книге: «Украинские народные думы» (понятные и без перевода) и «Лачплесис», в самом начале которого написано: «текст публикуется только в переводе Вл.Державина – на языке оригинала издавался неоднократно».

Однако, билингва приведена в «Приложениях» («Комментариях», «Текстах, записанных у народных певцов и сказителей» и «Параллелях к отдельным песням эпоса»). Вот в этих самых «Параллелях…» (к третьей песне эпоса) можно найти текст с теми же самыми паспортными данными, что и последнее упомянутое мной предание в первом сборнике: «На обочине дороги из Риги в Даугавпилс, повыше Кегума, есть иссиня-серый камень, с добрую баню размером, который зовут Арнисовым камнем. Перкон так загнал Вэлна, что тому некуда было укрыться, вот он и залез в Арнисов камень. А Перкон как метнул в Вэлна свою молнию, так и отколол от этого камня осколок». Ну, вот! Ведь можно было и сначала так переводить!! И громовержец в статусном имени, и его антагонист не какой-то там захудалый «чёрт» (Вэлн по приведенному далее в книге преданию – сотворец (пусть и неудачливый) мира)!

С надеждой листаем данный свод, и:

— Пока … работник всё еще пахал, собрались густые тучи, и увидел он… в воздухе колесницу с белыми конями. В повозке сидел седой старец с длинной бородой и с длинным кнутом в руке. …Это был сам батюшка Перкон. Перкон проехал над обоими пахарями, но вскоре вернулся и ударил крест-накрест своим кнутом по спящему. Тут же сверкнула молния и убила спящего. Молния – это когда Перкон кнутом хлещет.

— Грохотал Перкон

Всё долгое лето.

Послал зелёные травы,

Клевер – заглядение.

— Греми, греми, Перкон,

Разрази мост через Даугаву,

Чтоб не пришли враги

В землю мою отчую.

В издании на самом деле многое можно прочесть про Перконса/Перкона. Для этого надо лезть в сам текст эпоса… Здесь, давайте, мы приостановимся – хотя, казалось бы: «Здорово, прочтём всё в основном сказании!», но здесь одно «но». Ситуация с «Лачплесисом» в «Эпосе народов СССР» уникальна еще и тем, что это единственный авторский эпос, изданный в серии (скажем, «Калевалу» там не допустили к изданию, издали неискажённые руны). А так Андреем Пумпуром в 1888 году написано просто потрясающее произведение с собранием богов «в сказочном Перкона замке» (первая песнь). Сам герой Лачплесис – «Перконом благословенный». В тексте читаем, что «мощные духи с Запада встали, … Перкона власть ненавидя…», латыши – это «подвластные Перкону». Он заставляет зверей и птиц рыть русло для Даугавы, приводит латышей с далёкого востока на запад к «Белому» морю, побеждает в латышской земле злых волшебников, ведьм и «йодов». В последнем прямо чувствуются народные истоки, но критически разбирать весь массив эпоса на предмет, что является нативным, что досочинённым – титанический труд!

Что можно написать в заключении? Конечно, о сходстве в мифологии двух братских народов: латышский Перконс громит молнией Вэлна как литовский Перкунас Вяльняса. И поклонения им, в общем, сходны. Интересны отличия в проявлениях: конный Перконс с мечом против Перкунаса с секирой на запряжённой козлами двухколесной повозке… Мне кажется такая тороподобность Перкунаса – наносная, и правы те, которые считают помещённого на современном гербе Литвы всадника как исходное изображение скачущего Перкунаса.

Perkūnas (Перкýнас, Пяркунас, Перкун) — бог-громовержец в литовской мифологии. Подобно тому, как это происходило на Руси во времена кн. Владимира, Перкунас перед крещением стал самым главным литовским богом. Перкунас выступал как бог грозы, дождя, гор (любых возвышенностей), дубов и, даже, неба.

Существует версия, согласно которой помещённый на современном гербе Литвы всадник Витис — это видоизменённое изображение скачущего Перкунаса, которое наблюдалось на боевом стяге литовцев в Средние века.

На всей территории Литвы находилось множество aukuras (от слова auka — жертва), где горел негасимый огонь. Холмы и рощи, которых Перкунас коснулся молнией, считались священными. Они окружались изгородью и рвом. Самое главное святилище громовержца — Romove (Ромове, храм или место покоя) находилось в Вильнюсе, в долине Швянтарагиса.

Перкунас представлялся вооружённым секирой зрелым мужем с каштановой или рыжей бородой, грохочущем на небе двухколесной повозкой.

Какие сведения о данном персонаже мы можем получить из переведённых на русский преданий и сказок литовского народа?

Мне лично доступны два источника. Первое – это: «Цветок папоротника: литовские мифологические сказания – Вильнюс: Вага, 1989. – 374 с.: ил.» В 2010 году «Литера Нова» переиздала эту книгу уже как: «Цветок папоротника: литовские мистические сказания»:

Содержимое данного издания выглядело бы просто как сборник народных быличек, если бы, в главную очередь, не четвертая глава: «Перкунас и Вяльняс». В двенадцати её эпизодах Перкунас предстаёт блюстителем порядка. Он преследует бога подземного мира и мертвых Вяльняса (этимология имени Velnias прозрачна). Вяльняс описывается похожим на человека, только без ноздрей и с «лошадиными ногами», иногда «с рожками», «весь чёрненький», прячется в подоле селянки, оборачиваясь чёрным котом/зайцем, «кажет тучам свою задницу»… И всегда, в любом облике Вяльняса находит Перкунас, разит его молнией!

Второй источник — это: «Королева Лебедь. Литовские народные сказки — Вильнюс: Вага, 1965.- 416 с.: ил.» Также есть переиздания, учтённые, кстати, на Фантлабе:

В «Королеве Лебеди» есть три текста с Перкунасом, размещённые почему-то в разделе «бытовые сказки»:

А). «Отчего солнце светит днём, а луна ночью» (стр. 390-391). Начинается первая из них крайне глобально. «Давным-давно, в незапамятные времена, когда еще на свете людей не было, жили только Солнце и Луна. Жили они, жили и так друг дружку полюбили, что поженились, а поженившись, вскоре и дочки дождались. Назвали они её Землей.» То есть перед нами, на минуточку, не «бытовая сказка», а доживший космологический текст! Ему бы место в «Цветке папоротника», вот это были б тогда «мифологические сказания»! Далее описывается семейная ссора светил: мол, «один – горячий, другая — ледышка»… Дошло до ювенального вопроса: с кем из родителей останется дочка… Рассудить их смог только «бог грома и молнии» Перкунас: «Солнце будет нянчить свою дочь днём, а Луна — ночью».

Б). «Кукушка» (стр. 396-397). «Когда над зверями и птицами ещё властовал Перкунас, тогда он и места, где им жить, определил: аисту – на высоком дереве, утке… — в воде…» Кукушка изворчалась, так «быть ей бездомной, нигде себе места не найти».

В). «Отчего крот по дороге ползает» (стр. 401). «Как-то раз всемогущий бог Перкунас созвал зверей со всего света и повелел им проложить дороги по всей земле…» Один крот не послушался, за что Перкунас ему определил: «Коли ты перебежишь через чужую дорогу, то тут же подохнешь».

Как видно, даже доступные на русском народные литовские тексты подтверждают общие справочные данные о функции и роли Перкунаса в пантеоне литовских богов. Отмечаются чёткие параллели с мифологией соседних народов.